Та зима, первая зима в истории нашего зарождающего завода, выдалась очень морозной – ртуть опускалась до минут 40 градусов. И хотя мы, молодежь, одеты были плоховато, большей частью в отцовских фуфайках и огромных ботинках на деревянном ходу с брезентовым верхом, однако холод отгоняла работа, работа 12-часовая.

Мне было 16 лет, когда я пришла на завод. Тогда все, от мала до велика, были заняты на строительстве цехов. По трапам таскали кирпичи на носилках, приносили мерзлый песок, на железных листах его оттаивали над огнем и вымешивали раствор.

В ту давнюю военную зиму частые и сильные метели налетали на наш город, оставляя огромные сугробы. На заводе тогда действовали лишь одна узкоколейка для подачи вагонов. Пройдет буран – и следов том узкоколейки не оставит, снегом наглухо закроет. Мы, весь коллектив, бросаем свою работу, лопаты в руки и - на чистку узкоколейки. Без нее завод, что человек без ног.

В тот день сторож инструментального склада как всегда в положенный час ударил об рельсу: пора было идти на обед.

Нам, подросткам, выдавали по карточкам немного хлеба, и его, конечно, не хватало. Каждый на обед приносил все что мог: картошку, свеклу пареную, вареную морковь, лук. С нами, компанией молодежи, как всегда - тетя Дуся Кузнецова. Мы-то за пять минут свой обед уничтожим, а она обстоятельно свою тряпицу развернет и— не было случая за все долгие месяцы, чтобы каждого из нас не оделила эта добрейшая душа: кому свеклинку, кому картошку даст. Да еще скажет: «Молодцы, вы, ребятки, что не унываете. Шутите, вон, смеетесь. И мне, старой, возле вас теплее».

Все было в тот день как обычно, а все же стал он поворотным в моей судьбе. Только прозвонили снова на работу, как неожиданно подошел ко мне Герш Нахимович Спектор. Он был начальником одного из трех действующих в то время цехов. Над его цехом еще не было крыши, но уже стояли станки, и люди давали продукцию.

Так вот, подошел он ко мне и вдруг сказал: «Хочешь работать на станке?». Тогда это было великое дело — работать на станке. Взял меня за руку, привел в цех.

—На каком хочешь работать? — спрашивает.

Я только и думала, как бы не прогнали! — ткнула в сторону какого-то огромного станка. Оказалось, попала в пресс. В этот же день мне показали, как он действует.

С робостью сама я приступила к работе. Но постепенно втягивалась, привыкала. Сама выносила заготовки — длинные трубы. Я впереди, а за мной еще 3 — 4 человека поддерживают хвост. Овладела и нарезкой трубочек для стабилизатора и калибровкой крышек, затем на прессе придавала им форму крыла. Не убереглась— получила травму пальца. Обошлось без больничного, направили меня на легкий труд — смазывание листов под штамповку. Зажил палец — снова встала к прессу. Мастером на моем участке был Александр Ильич Бобров, ставший для меня подлинным наставником, которому я благодарна всю свою жизнь.

Вторым отцом могли бы назвать многие тогдашние подростки Г. Н. Спектора. Он был очень внимателен к каждому из нас. Не забывал подойти, спросить: «Как идут дела?», много знал о наших бедах, заботах, радостях. Помню, везла я на санках отремонтированный штамп из инструментального цеха. Встретился Герш Нахимович. Взглянул на меня, молча взялся за веревку, и мы вместе дотащили тяжелый штамп до цеха. Я гордилась, что он иной раз говорил обо мне: «Это мой питомец. Она у меня на глазах выросла». Порой, когда выключали свет и станки не могли работать, он разрешал пацанятам поспать у станков. И мастеру говорил: «Не буди, пусть прикорнут немного». Но, несмотря на такую душевную мягкость, дисциплину в цехе он держал, твердо. Подошла я однажды к нему и попросила: «Герш Нахимович, брат, проездом на фронт, остановится на вокзале. Можно, я сбегаю повидаться?» Он взял меня за руку, подвел к лозунгу и велел мне громко прочитать. Там было написано: работать, работать, работать. Дальше я уже не читала —мы и так поняли друг друга. Я молча пошла к своему станку, на ходу вытирая слезы. Уж больно мне хотелось посмотреть на брата. Но что делать: нельзя, значит, нельзя. Дисциплина и порядок были очень жесткие.

Вспоминается такой случай: девушка из инструментального цеха без уважительной причины прогуляла четыре дня. Решением показательного суда она была приговорена к выселке с Алтая сроком на пять лет.

«Все для фронта, все для победы!». Для этого мы работали, этим жили, вера в победу давала всем нам силы.

Гордостью завода была в то время Маша Китаева - единственная девушка-ваграншица. В 1944 году одна из - первых она была награждена орденом «Знак Почета».

В инструментальном цехе молодежь училась у замечательного мастера Ефима Ивановича Сафронова. Всему заводу были известны имена Александра Коротаева, Андрея Сигиды, Милослава Громадно.

А за свой труд самой лучшей наградой в те дни мы считали известие об освобождении еще одного, пусть маленького, населенного пункта. Все мы жили одним дыханием с фронтом, не замечая ни трудностей, ни лишений.

Много воды утекло с тех давних, юных наших, лет. Наши девчонки и мальчишки, чья молодость выпала на суровые военные и послевоенные годы, постарели, виски посеребрила седина, они стали дедушками и бабушками. Сюда, на завод, многие из них привели сыновей и дочерей.

Но гляжу я на своих сверстников,— правда, изменились они внешне, а душой они молоды, так же энергичны, инициативны. Комсомольцам сегодняшних дней есть с кого пример брать.

М. Зубова,
секретарь партийной организации цеха № 3
завода «Алтайсельмаш»

Коммунистический призыв. -1981.- 2 сент.